— Румиса, ты не уснула там? — раздался голос старшей сестры Султана.
Женщина вздрогнула. Воспоминания, окутавшие ее, отпустили ее мысли. Но дар речи не хотел к ней возвращаться. А, может, она просто не хотела говорить.
— Тебя совсем не видно. То, что случилось, изменить нельзя. Иди к людям. Тебе будет легче. От этой войны страдают все.
— Война? Какая война?
— Пойдем, Румиса. Так можно и с ума сойти. Скажи мне, где у вас масло и мука. Но не избегай людей. Поделись с нами своим горем. Пойдем, — золовка продолжала звать Румису.
— Делайте, что хотите. Но позвольте мне сегодня остаться со своей дочерью. В последний раз.
Позвольте мне с ней попрощаться. Слишком много я не успела ей дать. Позвольте мне с ней поговорить. Поделиться с ней. Попросить прощения.
— Да, конечно. Я беспокоюсь о тебе. У Султана давление поднялось. Сходила бы ты к нему. Может вам вместе легче будет? — холодно обняв Румису, произнесла Карина.
Карина недолюбливала невестку. Во всех бедах брата она винила ее. Когда она увидела в доме брата пианино, которое тот подарил молодой жене, то начала кричать на невестку, что у них в доме не клуб. Не прошло и полгода, как она заставила своего мужа купить в дом пианино под предлогом, что сына отдаст в музыкальную школу на класс фортепьяно. Оно так и стояло в ее доме, как предмет мебели, потому что ни один из ее трех сыновей не проявил никакого интереса к музыке, а она сама, швея, имела медвежий слух.
Когда отец Рахман просил Румису сыграть что-то, то это означало, что свекор принес невестке небольшой подарок. Если Карина ревностно относилась к доброму отношению своего отца к невестке, то Залина, вторая сестра Султана, наоборот, очень радовалась таким отношениям в семье. У нее у самой были очень тяжелые отношения в семье мужа. Ее муж был единственным поздним ребенком в семье. Что такое ревность близких она знала не с чужих слов.
Румиса медленно подошла к бельевому шкафу и открыла верхний выдвижной ящик. Обычно там всегда лежал аппарат для измерения давления. Внезапно погас свет. Женщина тщательно пошарила руками, но ничего не нашла. Несмотря на отсутствие освещения, выдвигая один ящик за другим, Румиса продолжала искать аппарат. За год проведенный в подвале она научилась как кошка видеть в темноте.
— Что ты там возишься? Зажги свечу,- недовольно бурчала Карина.
Румиса, продолжая молчать, подошла к подоконнику и зажгла свечку. Когда она со свечкой вернулась к шкафу, то в темноте маленький лучик света заиграл в алмазной капле от разбившихся часов. Только сейчас Карина заметила, что на стене нет часов.
— Ты зачем их разбила? У тебя нет больше ничего в этом доме. Ты всю жизнь сидишь на шее моего брата. Родила инвалида и пользовалась слабостью моего брата...
Ты чего молчишь? Ты меня слышишь?
Минута молчания длилась вечность. Натянутые струны души вот-вот готовы были взорваться неистовым плачем.
— Ты права. В этом доме у меня не осталось ничего. И никого. Вас, скорее всего, у меня нет уже давно. Пока не предали земле прах моей дочери, то он еще принадлежит не только вам, но и мне. У меня есть единственное право- право матери.
— Карина, где вы? Пора халву делать, — вошла в комнату Залина.
— Позволь эту халву сделать мне. Я знаю, какую любила Иман. А ты поможешь мне достать топленое масло, — тихо произнесла Румиса и вышла из комнаты.
Карина не посмела ничего сказать, и тихо вышла из комнаты вслед за ними. Растопив масло, горстью добавляя сахар и муку, женщина начала готовить халву, которую раздадут родственникам и соседям раньше, чем вынесут тело ее дочери. Деревянная лопатка легко скользила по дну кастрюли. Круговыми движениями, вслед за руками несчастной матери, скользили мысли из такого далекого и такого близкого прошлого.
Вот она бежит к отцу. А он берет ее на руки и высоко-высоко подкидывает. Она болтает ногами в воздухе и кричит ему: «А мне не страшно! Совсем не страшно». Мама стоит поодаль и просит папу перестать ее пугать.
— Слышишь, ты же хороший! Ну, перестань меня пугать.
— Нет, буду. Руми буду баловать. Она моя. И ты моя. А она так похожа на тебя! И все равно она — мое сердечко.
Потом он сажает ребенка на плечи, и они втроем идут в сад. Румиса срывает яблоко для родителей. Одно на двоих. Они все втроем кусают его по очереди. Потом идут к винограднику, который растет вдоль навеса. Сидя на плечах у отца, девочка срывает спелые ягоды с черных гроздьев винограда и по одной штуке кладет в рот то отцу, то матери.
Они были очень счастливы. Звонкий смех счастливой семьи слышен был далеко за оградой сада. Но однажды папа не вернулся домой. Пришли какие-то люди. Но не ее папа. Больше практически ничего она и не помнит. Но помнит добрые мягкие руки деда и бабы. И гармонь. Да, старая потрепанная гармонь деда.
Дед Муслим был виртуозом. Гармонь в его руках легко летала. Гармонь то широко распахивала крылья, будто горный орел в полете, то складывалась в единое целое. Она начинала свою тихую песню от одного прикосновения кончиков палец музыканта. Если она стояла зачехленной, то непременно продолжала свою игру. В немую, но играла. Румиса даже знала в какие часы она играет какую музыку.
Дед подходил к комнате дочери и внучки и слегка растягивал крылья гармони. «Дзинь-дзинь!!! Дзинь-дзинь!!!» — слышала она чудесные звуки и открывала глазки.
Потерев свои черные угольки глаз маленькими кулачками, Руми пряталась в берлогу теплового шерстяного одеяла.
— Дзинь-дзинь-дзинь!!! — настаивала гармонь.
Тогда девчушка весело выпрыгивала из-под одеяла, вешалась деду на шею, и он нес ее умываться. Дед зорко наблюдал за внучкой. Каждое утро все десять лет взглядом провожал ее до калитки школы. Уже в старших классах внучка стеснялась этого. Но если его с утра не было дома, то многократно переспрашивала бабушку, где же деда. Гармонь в руки взяла Румиса сама.
В первый же день, как она с мамой приехала в дом деда навсегда. Удивительно, но до этого, она не проявляла никакого интереса к этой штуке, на которой дед издавал какие-то странные звуки. Иногда эта штуковина плакала, иногда смеялась. И даже танцевала. В тот день она и мама приехали в дом деда с бабой навсегда.
Пока взрослые окружили маму, ребенок пошел по дому в поисках приключений. В комнате на дубовом сундуке стояла какая-то коробка. Руми принесла маленькую низкую старую табуретку, взобралась на нее и начала рассматривать эту коробку. Это оказался еще один сундучок. Она нажала сверху на какую-то блестящую пуговку. А та подпрыгнула и расстегнулась. На другом конце сундучка была такая же пуговка. Она тоже, весело подпрыгнув, расстегнулась. Девчушка руками развела полы сундучка.
А там внутри та штуковина, которая издает звуки. Румиса потянула ее на себя. И с грохотом упала с табуретки. Сундучок со своим содержимым упал на нее. Румиса поднялась, потерла коленки. Но увидев, что эта штуковина освободилась от сундучка, поставила табуретку на ножки, и решила, сев на ее, взять гармонь в руки. Но не тут то было. Инструмент был тяжел для ребенка. Тогда она оттолкнула табуретку, села на пол прямо напротив инструмента и начала нажимать на черно — белые клавиши. Но никакие звуки не исходили из гармони. Румиса встала, обошла инструмент со всех сторон и стукнула кулачком по нему.
— Ой, — вскрикнула она, почувствовав, что попала на что-то торчащее.
Она потянула какую-то ленточку, и гармонь что-то произнесла.
— Ах, вот как. А теперь давай. Не молчи, — пристала девочка к инструменту.
А гармонь молчала.
— Слушай, ты же хороший! Не молчи. Давай что-то скажи, — нагнулась девочка опять к инструменту и опять нажала на клавишу. Инструмент издал звук. Но беседовать с девочкой не хотел.
— Ах, вот как! Тогда я тебя выброшу, — пригрозила Румиса и потащила гармонь за кожаный ремень.
Гармонь завопила от такого невежественного отношения к себе.
— Кричи, кричи! А со мной так нельзя! Я просила по-хорошему! — топала ножкой девочка.
Услышав звук от растянутых мехов гармони, в комнату вошла мать девочки.
— Румиса, дед будет недоволен. Нельзя так делать. Кто тебе достал гармонь?
— Сама. Поставила табуретку и сама открыла домик. А потом она упала на меня. И не хочет со мной играть.
— Сегодня играть нельзя, доченька. Потом мы поиграем.
— А я хочу сейчас. Вот сейчас хочу.
Не хочу потом. Потом приедет мой папа и я уеду с ним. Пусть со мной поиграет сейчас, — начала ныть девочка.
У Зайнап навернулись слезы.
Как объяснить ребенку, что папа никогда не приедет, она и не знала. И что им больше некуда возвращаться.
— Зайнап, иди к матери. А я с ней посижу, — зашел в комнату дед.
Дед взял на руки внучку, уселся с ней на кусок овечьей шкуры, на которой он обычно молился, и стал рассказывать чудеса.
— Руми, вот эта штука будет с тобой дружить всегда. Это большая игрушка. Она умеет разговаривать. Она умеет плакать и смеяться. Она умеет ласкать и ругаться. Она знает язык не только человеческий. И у нее есть душа. Есть свой язык. И она знает язык тайн. Она может вознести нас к звездам и загнать в подземелье. Она может отвезти нас в сказку, а может предупредить о беде.
Игрушка эта называется кехат-пондар (гармонь). А язык, которым она говорит, — это музыка.
Дед раскрыл тайну гармони.
— Ты умеешь хранить тайну? — спросил он у Руми.
— Не знаю, — пожала плечами внучка.
— Тогда слушай, — погладил дед внучку по голове.
— Эта было давним давно.
В далеком прошлом, в царском замке жила одна семья. Не было у них детей. Однажды царь с царицей взмолились и попросили у Всевышнего ребенка. Услышал их мольбы Всевышний, но спросил, а знают ли они свои грехи в этой жизни? Они ответили, что знают, но стараются не замечать свои грехи. Они искренне покаялись... Дал им Всевышний дочь. Но слепую, за грехи ее родителей. За то, что они были слепы в своих грехах. Была она красавицей невиданной красоты. Волосы ее были мягкие и пушистые. Но из чистого золота. Все состояние царя и царицы Бог превратил в волосы их дочери. Косы у нее были длинные-длинные. Когда она садилась у окна и начинала их расчесывать, то они доставали поле зеленое, прямо под окном ее комнаты в замке. У нее были тонкие длинные пальцы, маленькая аккуратная нога. Но какого цвета у нее глаза не знал никто. Даже ее родители. Солнечные зайчики не могли заглянуть ей в глаза, и они ласково целовали ее в щечки, чтобы разбудить. Бабочки залетали к ней с вестью о том, что они видят вокруг замка. Птицы прилетали к ней и пели свои песни. Мышки прибегали и нежно носиком толкали клубочек шерсти перед ней. Один конец клубочка был привязан к ручке двери комнаты. Она держалась за эту нить и в сопровождении своих друзей выходила гулять на луг. Никто к ней не сватался. Потому что приданного у нее не было. Продукты питания и одежду они покупали на волосы, которые оставались на расческе, после того, как дочь причешется. Родители боялись, что никто никогда не посватает их дочь, если узнают, что она слепа. Поэтому ее не выпускали из замка.
Когда ей исполнилось 16 лет, родители рассказали, что волосы дочери из чистого золота и все ее приданное у нее с собой. Сразу стали свататься к ней. И вот за ней должен был приехать королевич одного из земель за семью морями и семью горами. Бабочка слетали туда и принесли весть, что он — старый, беззубый людоед. Птички успокаивали, что он ее не съест, потому что у него нет зубов. А мышки соглашались уехать вместе с ней.
И вот однажды они гуляли во дворе замка. Послышалась музыка.
— Что за дивные звуки? — спросила слепая красавица.
— Это пастух играет на флейте.
— А почему он играет не умолкая?
— Волк съел ягненка из его стада. Хозяин наказал и приказал играть, пока ягненок не вернется, — ответила синичка.
— А разве такое может случиться? — стала беспокоиться за пастуха Красавица.
— У него нет денег купить и вернуть ягненка, — ответил воробышек.
Разболелась душа у Красавицы. Вернулась она в замок. А грустная песня из флейты все льется и льется. Сжалилась Красавица и попросила зайчат продать один из ее золотых волосков и отдать долг за пастуха. Продали зайчата волосок, купили ягненка, и пастушок отдал свой долг. Пришел пастушок благодарить Красавицу. А хозяин решил подсмотреть, где же взял нищий пастушок денег, чтобы с ним рассчитаться.
Увидев Красавицу, пастух влюбился в нее. Но признаться ей в этом боится. Он начал играть на флейте песню любви. Побежал тогда хозяин к царю и рассказал, что пастушок украл золотой волос их дочери. Схватили пастушка и кинули в подземелье. Ждет Красавица, когда пастушок начнет играть для нее. А он сидит в подземелье. Мыши рассказали, что случилось. Отправила Красавица с мышами два своих волоска, чтобы подкупили стражу и выпустили пастушка. Жадными оказались стражники. Вместо вырванного золотого волоса у Красавицы появляются обычные волосы. И вырвала она все свои золотые волосы. И вот остался только один волосок, да и тот, что она уронила. Стражники отпустили пастушка. А он ослеп в подземелье без света белого. Привели мыши его к Красавице. А она ждет его не дождется. Обрадовалась она ему. Просит она его сыграть ей. Не на чем ему играть. И она протягивает ему последний волосок и просит его сыграть на этом волоске. Пастух натянул между пальцев последний золотой волосок. И чудная музыка полилась. Услышав музыку, прибежал старый царь и приказал вырвать язык пастушку, не поняв, что это лилась музыка.
На утро приехал старый беззубый жених. Увидев, что нет золотых волос у бесприданницы, отказался на ней жениться. Родители выгнали ее из дома. Слепая Красавица ушла бродить по миру в поисках своего пастушка. Она ходит по миру и ищет пастушка. А слепой и немой пастушок от одиночества смастерил гармонь. Он днем и ночью играл на ней, в надежде, что слепая Красавица услышит его. Гармонь издавала дивные — дивные звуки. Эти звуки говорили за него, за его сердце. От горя умерла слепая Красавица, пастушок умер от слишком большой любви, которая не умещалась у него в сердце. Но люди продолжают мастерить гармони. Музыкой передают все звуки жизни.
Под сказку дедушки Муслима Румиса заснула, а к ней во сне пришла чудесная музыка.
— Румиса, халва уже готова? — прервала ход мыслей невестки Залина.
(Продолжение следует)

Добавлено (14.05.2009, 20:19)
---------------------------------------------
Долгая дорога в никуда. 4
Зура Итсмиолорд
4. Цветок жизни
- Уже заканчиваю. Помоги мне слепить в комочки,- ответила Румиса, не оборачиваясь.
Залина принесла несколько подносов, выложила всю халву из кастрюли и молча присела за стол.
Румиса принесла в эмалированном кувшине воды и начала, макая руки в холодную воду, лепить комочки халвы, размером с ладонь. Халва удалась на славу. Золотистого цвета с искрящими песчинками сахара.
- Детей надо учить тому, что пригодится им в жизни, когда они вырастут,- вспомнила Румиса слова старой Санет, которая жила через дом от них.- А то все песни поете. Не жалейте ее так. Учите всему. Пусть придет ко мне, я научу готовить и убирать,- ворчала сгорбившаяся соседка.
-Всему свое время. Хватит на ее век кастрюль и прополки,- отвечал Муслим, но отпускал внучку к добродушной Санет, которой нужна была помощница. Восьмидесятилетняя Санет приходилась Муслиму двоюродной сестрой. Своей семьи у нее не было. Муж умер очень давно, а детей им бог не дал.
Румиса вдевала нитку в иглу, перебирала рис, взбивала сметану, подметала и даже мыла пол в одной единственной комнатушке доброй бабы Санет.
Санет была очень маленького роста. Представьте себе, еще и сгорбившейся под ударами судьбы. Но она не сетовала на свою судьбу и рост. Ее зеленые глаза впали и стали тусклыми от количества соли, что они выплакали втайне от всех.
Она во всем находила прелесть, даже в своем росте.
-Чем выше и крупнее человек, тем больнее ему падать и в него легче попасть. А я как карлик. Никому не мешаю, везде помещаюсь, и кушаю мало,- смеялась старушка.
Единственным утешением и радостью для нее стала малышка Румиса, которая сразу же привязалась к ней. Румиса каждое утро относила ей кусочек свежей лепешки и пиалу сметаны с творогом.
Баба Санет учила ее вязать, плести коврики и готовить халву.
Румиса еще спала сладким сном, когда баба Санет приносила в кулачке для нее спелые ягоды земляники, первый спелый абрикос, упавший с ветки.
Когда баба Санет не могла уже выходить из дома, Зайнап и Румиса перешли жить к ней. К осени бабушка умерла.
Ее похоронили, саманный дом потом снесли, и только сад напоминал о ней.
- Не знала, что ты так хорошо готовишь халву. Как она хорошо слипается,- похвалила Залина невестку.
- Я и сама не знала,- скромно ответила Румиса.- Лучше бы мне это никогда не пригодилось.
- Нельзя так убиваться. Посмотри сколько вокруг горя. Хвала Аллаху, что нам не пришлось ее искать. Что не осталась она одна на белом свете без твоей помощи. Ты сделала все, что могла. Не отведено ей было больше часа.
- Что я буду делать без нее? Кого любить и чем жить? Чем я заполню свое существование? К чему буду стремиться? Вместе с ней уходит и цель моего существования.
- Будешь жить и радовать окружающих. Жизнь- это не цель, а право жить, дарованное сверху. Это время вечно, но не мы. Даже короли умирают, Румиса.
- Но моя дочь умерла не своей смертью. Она умерла из-за любви к музыке. Зачем, зачем я научила ее игре на пианино?
- Перестань сейчас же. Она, музыка, была ей спущена с небес. Это вам даровано Аллахом. Всевышний что-то недодал ей, а музыкальным слухом наградил.
- Да, музыка была для нее предрассветным посредником между ее и нашим миром. Когда заря клубилась на рассвете, я ощущала наступление нового дня. Я знала чем и кем живу.
Румиса замолчала и вихрем мыслей унеслась в те дни, когда она жила с дочкой в подвале.
Дом был почти полностью разрушен. Надвигались морозы, и Румиса вынуждена была спуститься жить в подвал. Пришлось туда запустить не только кошек, но и собаку. Женщина спустила в подвал теплую одежду, пару ковров, настенные часы с ангелом- хранителем, подаренные к рождению Иман, горшок с традесканцией, который она нашла в доме у родственников мужа , немного посуды и все, что можно было назвать продуктами питания.
С наступлением холодов и морозов Румиса не могла позволять дочери выходить из подвала надолго. Она сняла топором кусок клавиатуры, привязала его лентами тряпок к доске и занесла в подвал. Из обломков кирпичей соорудила ножки для клавиатуры и соорудила пианино.
Благо, что девочка не слышала, что ее музыкальный инструмент не издает никаких звуков. Только по тому, что девочка лепетала, мать знала, что играет душа Иман. Тогда она садилась рядом с ней на скамейку, клала свои теплые руки на уже успевшие остыть руки дочери и вместе с ней скользила по черно-белым ступенькам надежды. Надежды выжить в этом аду.
Чтобы не потерять зрение, мать выводила дочь наверх.
Кошки и собака всегда ждали у двери тех минут, когда они выйдут на свет божий. Дина оказалась необычайно умной собакой. Она не выпускала их из подвала, если чувствовала беду. Перед авианалетами и артобстрелом кошки начинали метаться и мяукать, а Дина вылизывала им спину и начинала гавкать, не подпуская Румису к выходу...
Однажды в дверь подвала постучали. Страх овладел женщиной. Собака залаяла. Притвориться и не открыть уже нельзя было. Румиса пошла к двери. За ней бросилась Иман.
Женщина толкнула дверь. Солнечный свет ослепил ей глаза. Прямо в грудь ей смотрело дуло автомата.
-Всем наверх. Руки на затылок,- рявкнул военный, одетый в черную форму.
Их было десять- двенадцать человек в разной униформе. И с ними подросток, юноша, лет 15-16.
- Я здесь одна с ребенком,- тихо произнесла женщина.
-Мразь, заткнись. Знаем мы, как вы по одному стреляете,- крикнул на нее другой и оттолкнул в сторону.
Женщина не удержалась и упала. Иман посмотрела на мать и набросилась с кулаками на худощавого юношу, который был с военными. Румиса схватила Иман за ноги. Девочка опустилась рядом с матерью и заплакала.
Один из славных вояк непобедимой армии великой России, который пришел защищать себя и свою конституцию, нарушая права исконных жителей многострадальной Чечни, закинул в подвал ручную гранату. Взрыв. Тихо заскулила Дина и замолкла навеки.
Двое заглянули в подвал.
- Тетя,- не успел произнести подросток, как получил удар прикладом. Он упал.
Со лба парнишки потекла кровь. Румиса бросилась к нему.
- Отошла в сторону, я пристрелю щенка,- закричал на нее верзила с раскрашенным черной краской лицом.
- Где мужчины и оружие?- последовал вопрос.
- У меня только дочь-инвалид. Я живу в своем доме, сидя на корточках, ответила Румиса.
- Раз в своем доме, значит, есть на что откупиться. Жить хочешь?
- Давай золотишко и деньги. И быстрей.
Женщина не отпускала голову юноше. Иман начала ручками нежно вытирать ему кровь м что-то шептать на языке понятном только ей.
- А его оставите мне? Оставьте его мне, я отдам все, что есть.
- Нет, за него нам заплатят больше, чем ты можешь дать. Ты плати за право жить на этой земле. Плати за себя и эту курицу,- брезгливо сплюнув сквозь зубы слюну, произнес вооруженный до зубов человек в пятнистой форме цвета хаки.
Румиса расстегнула полушубок, вернее то, что осталось от полушубка, и достала из кармана сверток с украшениями.
- И это все? А на что ты собиралась эту мразь выкупать? - не унимался верзила.
- Серьги снимай,- крикнул другой.
- Прошу вас оставьте этого ребенка. Вы разбили ему голову,- начала умолять Румиса.
-Серега, братан, прострели ему лапы и оставь ей,- захохотал громила в пятнистой форме.
Серега схватил за шиворот девчушку и отбросил в сторону подвала. Огромной медвежьей лапой наступил на левую ладонь юноши. Дулом автомата прижал к земле правую ладонь и нажал на курок.
Парень завыл, а Румиса потеряла сознание.
Женщина очнулась от того, что ее гладили по лицу.
Бедная затравленная Иман тихо плакала и грязными от крови ладонями гладила лицо своей матери.
Над ней с отрешенным лицом стоял юноша.
Увидев, что женщина открыла глаза, парень слегка улыбнулся и произнес:
- Тетя, а она не хочет идти в подвал. Они еще где-то здесь. Надо идти в подвал.
С помощью дочери и юноши Румиса привстала и, шатаясь, пошла к подвалу.
У двери лежала мертвая Дина. На топчане - голова и кишки кошки.
Иман подбежала к клавиатуре. И обрадовалась, что нашла черно-белые клавиши.
Потом закричала, увидев, что в углу лежит раненная, окровавленная грязно-белая кошка. Рядом с кошкой лежала традесканция, которая только на днях пустила мелкие белые цветы.
Тут Румиса вспомнила про руку юноши и посмотрела на него. Бледный юноша держал кулаком в кармане руку.
Румиса схватила его за руку и потянула. Юноша пошатнулся.
- Ничего, тетя. Мне не больно. Я зажал руку в кулак.
Румиса быстро стянула с себя косынку и туго перевязала руку.
Развела огонь в буржуйке, накалила на нем нож и прижгла рану на руке у подростка.
Он не заплакал. Слезы сами выступили от боли. Иман робко подошла к нему и вытерла ему слезы. Потом что-то долго искала в кармане.
И , похлопав его по плечу, протянула кусочек горелого сахара. Самодельную конфету, которую мать сделала для нее.
Саид оказался с соседней улицы. Он остался с больной матерью, которая страдала сердечной астмой. Мать умерла еще в начале войны. Он похоронил ее во дворе дома. Жил тем, что находил продукты у соседей. Уехать куда-то у него не было денег. Уйти на войну не было оружия. Во время зачисток ему удавалось спрятаться. А в тот день парнишка вышел за дождевой водой и случайно наткнулся на зверей о двух ногах и с человеческим лицом.
Посмотрев на руки мальчишки, патруль раздел его до пояса. На плечах парня не было ни одной отметины от ношения оружия.
- Продадим, раз нечего у него взять, - рявкнул тот самый громила Серега.
Волею Всевышнего остался жив Саид.
Собаку и кошку Румиса с помощью детей закопала в саду.
Внеземные силы помогли Саиду, и рана быстро затянулась. Даже кошка пошла на поправку.
Лучик надежды, росток традесканции продолжал жить.
Надежда на жизнь не хотела умирать.
(продолжение следует)

Жить вчетвером стало намного веселее.
Саид помогал женщинам во всем.
Он рубил дрова, разводил огонь, приносил воду.
Румиса готовила еду, штопала одежду и долгими вечерами рассказывала истории из жизни дедушки Муслима.
Иман старалась помочь чем может. Когда они все втроем усаживались на топчан, она прижимала к себе кошку и нежно гладила ее. Кошка начинала мяукать и рассказывать свои добрые сказки. Они все вглядывались в огонек свечки на табуретке и строили планы.
Чтобы было теплее, спать укладывались на один топчан. Иман спала рядом с мамой, Саид у них в ногах, а кошка у изголовья девочки.
А надежда на лучшие времена укутывала их словно одеяло. Иногда она, надежда, от своей безысходности и усталости, сползала, будто одеяло во сне. Но утром они вновь находили радость в новом дне, и надежда не давала им покинуть сей жестокий мир.
-Всевышний послал нам такие испытания, потому что мы сильные,- часто вспоминала Румиса слова старой Санет.
В тот день продукты закончились. Кроме соли и банки варенья ничего не осталось.
С вечера Саид предложил пройтись по соседским подвалам.
Стояла тишина и военных нигде не было видно.
Румиса предложила мальчику пойти пораньше, пока Иман будет еще спать.
Тихо открыв дверь, женщина и подросток вышли из подвала и пошли вдоль улицы, прижимаясь к домам. Пройдя два квартала, повернули налево и начали подниматься наверх.
- Тетя, смотри! Черепаха,- тихо произнес Саид.
-Откуда она в такое время года?- удивилась Румиса.
- Можно я заберу ее с собой? Иман обрадую,- спросил мальчик.
- Давай я ее в карман положу,- предложила Румиса и протянула руку.
Румиса погладила пятнистый панцирь черепахи. Улыбнувшись своим мыслям, всунула ее в карман старой куртки.
Поднявшись на пригорок, Саид первым зашел в давно опустевший двор. Металлические ворота были сорваны и валялись на земле.
Во дворе на мокром асфальте лежали грецкие орехи.
- Соберу орехи, а ты может муку найдешь для нас,- предложила Румиса.- Смотри только осторожно.
Разгребая в разные стороны опавшую желтую листву, женщина начала собирать орехи. А они, как грибы, высовывали свои шероховатые бока, боясь, что она их не увидит.
У корня дерева под листвой копошились серые жуки. Румиса обняла ствол дерева и поцеловало его. Дерево ответило благодарной теплотой.
Вскоре вышел Саид с сумкой муки, банкой томатной пасты и тремя бутылками растительного масла.
- Я еще нашел консервацию и мед. Я сейчас принесу пару банок,- сказал он и исчез в доме.
Юноша не выходил, Женщина начала волноваться.
Она вошла в дом и прислушалась. В какой-то момент ей показалось, что кто-то стонет. Она попыталась толкнуть дверь. Дверь не поддалась.
Страх овладел ею, но она пошла дальше вглубь дома.
Стены дома были высокие. Оконные рамы были забиты ставнями. Слабый дневной свет боролся с полумраком.
По остаткам убранства видно было, что здесь жили вполне состоятельные люди.
Длинный широкий коридор привел женщину в огромную залу. На полу лежал шелковый иранский ковер светло-розового цвета. По ковру были разбросаны хрустальные капли люстры, которую кто-то расстрелял в упор. Румиса подняла взгляд и начала разглядывать потолок. Бронзовый крюк, удерживающий огромную люстру торчал в сторону. На потолке еще держалась причудливая гипсовая паутина. По углам стен в самый потолок упирались золотистые фризы в стиле барокко. На ламбрекене шелковых штор лежала черная копоть.
Румиса оглянулась и увидела красивый камин, напоминающий своим величием Наполеона. Перед ним стояло кожаное кресло-качалка. На кресле лежало грязное велюровое одеяло. Слева на полу валялась диванная подушка. Подойдя к камину, женщина почувствовала от него тепло. Дотронулась до кресла. Ей показалось, что в кресле совсем недавно кто-то сидел.
У камина лежали скорлупки от орехов.
До ее слуха стали доноситься глухие удары.
Румиса схватила медный кувшин, который стоял у камина.
-Саид,- позвала она мальчика.
Потом крикнула.
Удары участились.
Румиса побежала на звуки.
Прямо перед ней открылась ужасная картина.
Два худощавых тела схватились в драке. Обнявшись, они катались по полу и наносили друг другу удары. Лица разглядеть в полутемной комнате было невозможно. То один , то другой оказывались сверху. Лица были залиты кровью, но отпускать друг друга они не собирались.
Румиса размахнулась и нанесла удар кувшином по спине того, кто в этот момент оказался сверху.
-О, Бог ты мой,- произнес он и свалился на лежащего на полу.
Тот, что был снизу заметил женщину, и под тяжестью тела лежащего сверху совсем обмяк и не стал даже скидывать с себя его тело.
Женщина поняла, что нанесла удар Саиду. Она дотронулась до него и почувствовала , что он живой. Тот , что снизу был тоже жив. Она заметила, что он в солдатских сапогах.
- Что вы делаете? Кто вы?- спросила женщина, занося кувшин для удара.
- Мать, не надо. Мы не сделаем вам ничего плохого,- произнес лежащий на полу.
Саид попытался опять ударить свою жертву кулаком по голове. Но неудачно. И опять обессиленный завалился на соперника.
Румиса стянула его с полумертвого.
Оторвав кусок от подола своего платья, смочив его слюной, она начала вытирать кровь с лица юноши.
- Не моя это кровь,- произнес он.- Это с него она капала на меня.
- Бог ты мой, а кто он?
- Русский,- ответил Саид.- Военный.
- Мы дезертиры, раненные,- произнес лежащий на полу.
- Ты еще и не один?
- Вовка в соседней комнате. У него гангрена.
Румиса пристально посмотрела на раненого.
- Где оружие? Автоматы ваши где?
- Один он у меня, но рожок пуст. Старлей не выдавал патроны уже давно.
Саид встал, подошел к нему и протянул руку.
- Вряд ли встану. Голова кружится у меня, рана открылась.
Румиса сняла с головы платок и обвязала рану на голове парня.
- Ты помолчи, не разговаривай. Крови много потерял ты.
- Мама, в комнате у входа лежит Вован. Сильнее толкните дверь. Он под дверью. Скажите ему, что все хорошо. Скажите ему, мама,- произнес парень и потерял сознание.
-Сейчас, я приду. А ты посмотри за ним. Здесь еще есть кто-нибудь?- спросила Румиса и, не дожидаясь ответа, вернулась туда, откуда начала свой экскурс по дому.
Она вновь толкнула дверь. Она опять не поддавалась. Румиса налегла что есть мочи и толкнула. Дверь с трудом начала открываться. Что-то мешало ее открытию.
Приоткрыв дверь так, то она смогла просунуть голову, женщина втиснулась и посмотрела что мешает открыть дверь. Под дверью лежал худощавый солдат с явно выраженными узкими глазами. Возраст определить по лицу было невозможно.
- Ты живой? Не бойся,- произнесла Румиса.
Сделав еще одну попытку, она как кошка пробралась в комнату. Нагнувшись, дотронулась до лица бедняги. Он был мертв. Румиса прикрыла ему веки. Оттянула от двери. Выровняла ему ноги и руки.
- Тебя Вован зовут, а меня Румиса. Если встретишь меня в раю, будем знакомы.
Не переставая читать про себя молитву, Румиса пошла в комнату, где остался ее Саид.
- Он мертв. Что будем делать? Надо отсюда уходить.
- А с ним что будем делать?
- Он умрет, если оставим. Давай заберем с собой.
- Тетя, а зачем? А если его найдут у нас?
- Сынок, он тоже чей-то сын. Ты можешь сам идти?
- Он пришел нас убить.
- Не надо так сейчас. Посмотрим. Сейчас ему нужна помощь. Мы с тобой на родине, а он далеко от нее.
-Сделаем по- твоему,- согласился Саид и подошел к раненному.
Румиса сорвала шелковую занавеску с карниза, просунула ее под лопатками бедняги.
Взявшись за концы занавески попытались поднять лежащего. Тот застонал.
Оглянувшись вокруг, Румиса увидела диванный коврик. Принесла его и с помощью Саида перекатила совсем ослабшее тело раненного на этот коврик. Они вынесли парня из дома. Подкатив двухколесную тачку, в которую они погрузили продукты, они перетащили туда и свою находку.
Идти домой той дорогой, что они пришли не представлялось возможным. Удержать тачку, с которой до самой земли свисали ноги раненного, было невозможно.
Им пришлось обходить улицу.
Когда они дошли до своего двора, то увидели открытую дверь, что вела в подвал.
Румиса бросилась к входу.
Там никого не было.
Она выбежала обратно. И побежала в сад.
- Иман, Иман, где ты?- кричала она будто ее может услышать оглохшая девочка.
-Деца, да вот она сидит в развалинах у пианино,- позвал женщину Саид.
Иман сидела в развалинах дома у остатков своего пианино. Кошка обхватила лапами ей шею. Крупные слезы, словно капли плачущего дождя, медленно скатывались с лица растерявшейся девочки. Ветер играл ее длинными шелковыми волосами.
Увидев мать, Имашка улыбнулась сквозь слезы.
- А Саид?- спросила она на своем языке.
Саид подошел к ней и протянул руки.
Увидев на его лице кровь, девочка сделала шаг назад. Потом прильнула к нему, уткнулась в плечо и обняла.
- Брат, мой брат,- шептала девушка.- Вы же не оставите меня одну? Не оставите меня?
Саид понял, что шептала девочка.
- Маленькая ты наша. Мы не хотели тебя оставлять. Так получилось. Пойдем отсюда.
Румиса стояла в стороне и наблюдала за детьми. Она давно так не была счастлива. Кроме нее на этой земле у ее дочери есть теперь и Саид. Она благодарила Аллаха за все, что случилось в ее жизни. За Султана, за Иман, за войну, за Саида. И даже за того раненного, что они нашли в чужом доме.
Султана благодарила за то, что с ним она узнала, что такое любовь женщины к мужчине. За Иман-что он дал ей дочь, не такую, как у всех. За войну, что она научила ее любить свою и чужую жизни. За Саида, что он есть у нее такой. Необыкновенно добрый, заботливый, надежный.

Аккуратно занесли в свое жилище нового жильца. Выпустили и черепаху, которая вскоре забилась в дальний угол и проспала там до весны.
Через день Олег, Рамзан как они назвали его сразу же, пришел в себя.
Кошка не отходила от него. Иман украдкой наблюдала, когда же Рамзан откроет глаза.
Саид уходил на пару часов, потом возвращался. Румиса беспокоилась и просила не отлучаться.
Только на третий день Саид признался, что ходил копать могилу для Вована, который остался в том доме.
Он закопал его в саду. У изголовья положил семь кирпичей.
- Я сделал в могиле углубление, подготовил место, куда положить голову. Положил его на правый бок. Прежде чем, спустить его тело, я сделал омовение и намаз. Попросил у Аллаха прощения за все его и мои прегрешения. Потом спустился в яму, потянул его за ноги и скинул труп на себя. Он упал обняв меня. Я пошатнулся, но не упал. Не поверишь, но мне показалось, что он вздохнул глубоко. Я испугался, подумав, что он жив. Убедившись, что он действительно мертв, я уложил его. Когда я поправлял его голову, он мне улыбнулся. Мне и мама улыбнулась, когда я ее хоронил. Я знаю, что так бывает,- тихо рассказывал юноша Румисе.
- Откуда ты все это знаешь? Ты раньше хоронил людей?- поинтересовалась женщина.
- Мама просила ее так положить, - грустно ответил он и отвернулся к стене.
- Сынок, я буду тебе мамой. Называй меня мамой,- произнесла она.
Саид молчал. По его вздрагивающим плечам, женщина -мать поняла, что ребенок плачет.
Румиса накрыла сына одеялом, подошла к Рамзану, погладила его по лбу, постояла рядом и вышла на свежий воздух.
Стояла морозная звездная ночь.
Казалось, что и там, на небе, время остановилось. Звезды пытались своим теплом пробить изморозь неба и согреть землю в это страшное время сильных. Тех, кому выпала доля бороться всем смертям назло.
Между небом и землей образовалась пелена холодного зла. Где начало и где конец не знает никто.
Но почему весь мир перевернулся? Почему зло переходить в добро не торопится? Почему добро не борется со злом, а просто его отталкивает, свернувшись в улитку? Добро стало каким-то слабым, слизким, и дотронуться даже противно, а ракушки себе не нашло. Да и зачем добру прятаться в скорлупе? Там пусть зло сидит.
Если есть небо, то есть место и земля.
Если есть ночь, то есть место и дню. Есть зло, значит есть место добру.

Мысли укутали Румису, и она уже не чувствовала пронизывающий холод.
Где Султан? Знает ли ли он, что она ждет его. Ждет теперь уже не одна. У них теперь есть еще и сыновья. Саид и Рамзан.
Как он отнесется к ним? Имашке 14 лет. Саиду 16. А Рамзану 19.
Рамзан уже научился говорить" баркала" ( спасибо).

Для Рамзана на всякий случай придумана легенда.Только уж очень сильно его выдает славянская внешность. Белокурые волосы, светло-голубые глаза и немного курносый.
Олег рассказал, как он с Вовкой, оказался в том доме.
Друг его Вовка был с ним с одного поселка. Мать Вовки родила его от бурята, приехавшего на сезонные работы. Мама Анастасия работала в детском доме воспитательницей. Сына часто брала с собой на работу, потому что не с кем было оставлять. Учился Вовка вместе с Олегом. А Олег был на привилегированном положении, потому что уж очень дружил с Вовкой. Делили с другом последнюю конфету. В армию отправились вместе. И когда Олегу выпала доля ехать в Чечню, Вовка написал заявление отправить его с другом.
Офицеры издевались над салагами, как могли. Солдатня часто сидела на сухом пайке. Патроны выдавали крайне редко, Хотя ящики из - под них выгружались довольно часто.
На блокпосту, куда приписали Олега и Вовку, их сразу же невзлюбили. Уж слишком много вопросов они задавали.
В ту ночь пьяные наемники перебрали лишнего, отмечая день рождения одного из политиков. Началась перебранка. Вовка полез их успокаивать и получил автоматную очередь в правую ляжку. Олегу больше повезло.Он был ранен в плечо и ударом приклада пробита черепная коробка.
Зная, что на утро их обоих отправят в Моздок, а оттуда , наверное, они пропадут, друзья решили сбежать.
Неся на себе друга, Олег добрался до поселка. Там они поселились в пустом доме, куда позже пришли Румиса и Саид. Оказалось, что у Вовы задета кость. Началась гангрена. Вторую ночь перенести стоны друга у Олега не было сил. Он вышел в другую комнату, развел огонь у камина и уснул.
- Я уже волноваться стал. Думал, что-то случилось,- услышала Румиса голос Рамзана.
- Решила с тишиной и небом пообщаться,- слегка улыбнулась женщина.
- Вы такая романтичная. Разве тишина умеет говорить?И небо такое далекое,- спросил Рамзан.
- Конечно, все имеют душу и умеют говорить. Только надо уметь слушать,- ответила Румиса.
- Я как-то говорил со смертью. У нее нет души. Она мне сама сказала. Но она умела слушать. И вовсе она не старая. Только никто не хочет умирать. Хочешь расскажу?
- Тебе не холодно? Может вернемся к себе?
- Давай я здесь расскажу. Расскажу, как я говорил со смертью,- грустно предложил парень.
- Сядь поближе и поделись со мной. Тяжело все в себе держать.
( продолжение следует)